Читать книгу - "Детский нейрохирург. Без права на ошибку: о том, кто спасает жизни маленьких пациентов - Джей Джаямохан"

Когда я прихожу, операционная бригада уже в сборе. Два анестезиолога, помощник анестезиолога, мой ординатор, одна операционная медсестра, еще две медсестры, а также, как это часто бывает, горстка студентов. Не считая их, все знают, что мы собираемся сделать, оборудование наготове. Люди, находящиеся здесь, только что закончили другую спасительную операцию. Это их хлеб насущный. Если что-то и пойдет не так, их вины в этом не будет. Я бы жизнь на это поставил.

Пациент появляется спустя десять минут. Наркозная комната примыкает к операционной, правда, они разделены дверью. Я слышу, как туда завозят каталку с мальчиком. Его укладывают поудобней и вводят наркозную смесь. Работники скорой, родственники и другой персонал больницы допускаются только в наркозную. В операционной все стерильно. Здесь за все отвечаю я, и, если что-то пойдет не так, пускай и по вине кого-то другого, объясняться перед пациентом и его родными придется мне, так что я ревностно защищаю свои владения.

Пациента закатывают и размещают на операционном столе. Мы кладем его очень аккуратно, обеспечивая коже защиту везде, где она касается стола. Проводим последнюю проверку. Тим протягивает мне снимки.

– Проверяем расположение снимков, – говорю я и жду подтверждения. – Проверяем имя ребенка.

Может показаться, что сверять имя пациента – пустая трата времени, но ошибки случались.

Не со мной, слава богу, между тем бывало, что людям отрезали не ту ногу из-за повернутого неправильной стороной снимка, а иногда из-за путаницы с похожими фамилиями под скальпель попадал не тот пациент. Такое случается. Гораздо реже, если все по нескольку раз проверять.

Мы проводим обработку операционного поля, наносим антисептик и антибиотики. Наконец мы готовы приступить к операции. Я включаю динамики, и в них начинает играть музыка. Мысленно настраиваясь на операцию, я иду мыть руки.

Моя задача – удалить жидкость, сдавливающую спинной мозг пациента. Мы все в курсе дела и готовы к процедуре. Мальчик лежит на животе. По центру спины я делаю вертикальный разрез: по обе стороны от его крошечного позвоночника я рассекаю кожу и мышцы. Я дохожу до кости, и остается только расчистить место для работы. Затем медсестра подает мне дрель, необходимую для вскрытия позвоночника.

Мне нужно просверлить отверстия таким образом, чтобы потом можно было приподнять заднюю стенку позвоночника достаточно большой длины – своеобразный браслет из отдельных позвонков. Сделанные мной разрезы примерно десять сантиметров в длину. Кажется, цифра небольшая, однако для четырехлетнего ребенка такое хирургическое вмешательство весьма серьезное. Пару лишних миллиметров вправо или влево, и я могу повредить позвоночные суставы. Если я зайду слишком глубоко, последствия станут еще серьезнее.

Так как я разрезаю позвоночник сбоку, сухожилия удерживают все вместе. Это кропотливая процедура, зато, когда все получается, она приносит огромное удовлетворение – немного напоминает чистку апельсина в один заход.

Спинной мозг расположен в позвоночном столбе. Он полностью окружен жидкостью (ликвором) и жиром, выступающими в роли амортизаторов. Благодаря им спинной мозг при движении не бьется о позвоночник. Таким же образом обеспечивается и амортизация мозга в черепной коробке. В случае внезапного увеличения скопившейся жидкости между спинным мозгом и позвоночником, вызванного кистой, спинной мозг прижимается еще сильнее. «Мешок» с ликвором все продолжает расти, и в итоге происходит так называемая декомпенсация[49]. Спинной мозг оказывается сдавленным настолько, что перестает получать достаточное количество крови, и различные функции организма отказывают.

Что-то похожее можно наблюдать в токийском метро. Когда кажется, что в вагон уже больше никто не поместится, приходит работник в белых перчатках и запихивает внутрь еще парочку пассажиров. Места нет. Все сдавлены, как сельди в бочке. Тяжело дышать. Про чувство собственного достоинства можно уже позабыть. И все равно они умудряются впихнуть еще больше людей.

Киста, которую я ищу, по толщине раза в два меньше моего мизинца. Я приподнимаю заднюю стенку позвоночника, и передо мной предстает фиброзный мешок – твердая оболочка, окружающая спинной мозг. При помощи микроскопа, увеличивающего крошечное операционное поле, мы вскрываем этот мешок и накладываем временные швы, чтобы он оставался открытым. Победа. Я вижу кисту как на ладони, и она наполнена прозрачной жидкостью. Теперь нужно вскрыть кисту и удалить ликвор, а также «продырявить» ее – сделать в стенке новообразования как можно больше микроотверстий, чтобы оно больше не наполнялось.

Мы могли бы сделать один-единственный прокол, откачать из кисты жидкость, все зашить и ждать, пока у мальчика в следующие дни не начнут восстанавливаться функции тела. Это, впрочем, могло бы привести к осложнениям в будущем. К появлению кисты что-то привело, и какой бы ни была причина, из-за нее она и дальше бы наполнялась жидкостью. Спустя полгода мальчик снова бы оказался у нас с теми же самыми жалобами.

Вот почему недостаточно сделать только одно отверстие. Их нужно несколько – полдюжины, если удастся. У нашего организма есть надоедливая привычка заживлять любые повреждения, что обычно нам на руку, но в данном случае доставляет крайние неудобства. Если сделать два отверстия в кисте, одно заживет через шесть месяцев, а второе – через год. Если же сделать шесть, то должно сильно не повезти, чтобы они зажили все.

Закончив тыкать иглой, я зашиваю твердую оболочку, возвращаю на место срезанный «браслет» и закрепляю его. Он должен встать в точности как был, чтобы не нарушить биомеханику позвоночника. Если поставить его неровно, то мальчик может вырасти с искривлением позвоночника или другими проблемами.

Уходит примерно час на то, чтобы собрать пазл воедино и закрыть позвоночник. Наконец все вернулось на свои места. Удостоверившись, что закончены необходимые процедуры, я объявляю операцию завершенной. Операционная бригада может начать подготовку к тому, чем они должны были заниматься последние два часа. Мне же предстоит поговорить с родителями пациента, а потом ждать.

Я никогда не давал ложных надежд и никогда не сгущал краски. В этом плане я держусь где-то посередине. Я считаю, что пациент должен знать не меньше меня. Он должен понимать, каковы его шансы. Я предупредил маленького мальчика, что нам, возможно, удастся исправить его проблему, но все же гарантий, что это удастся, не было никаких. То же самое я сказал его отцу и матери.

Операция заняла примерно четыре часа. Решив, что пациенту ничего не угрожает, мы перевели его в послеоперационную палату. Мы начали во второй половине дня и закончили поздно вечером. В обычный день, когда у меня не запланировано операций, как это было сегодня, я успеваю к ужину домой. Если бы я поторопился, то, возможно, еще успел бы, пока еда полностью не остынет. Какой бы заманчивой, впрочем,